-- Я, -- горько заговорил буфетчик, -- являюсь заведующим буфетом театра Варьете...
Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром:
-- Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! Я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает зеленого цвета, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть белой. Да, а чай? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громадный самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Нет, милейший, так невозможно!
-- Я извиняюсь, -- заговорил ошеломленный этим внезапным нападением Андрей Фокич, -- я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем.
-- То есть как это ни при чем, если она испорчена!
-- Осетрину прислали второй свежести, -- сообщил буфетчик.
-- Голубчик, это вздор!
-- Чего вздор?
-- Вторая свежесть -- вот что вздор! Свежесть бывает только одна -- первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!
-- Я извиняюсь, -- начал было опять буфетчик, не зная, как отделаться от придирающегося к нему артиста.
-- Извинить не могу, -- твердо сказал тот. |
