MR_DesigneR
Platinum Member | Редактировать | Профиль | Сообщение | Цитировать | Сообщить модератору
Истина — в последней инстанции
Обвинительный уклон в американских судах: лишь полпроцента оправдательных приговоров
Однажды в Гаагском международном трибунале судили сербского генерала. Было известно, что есть свидетель, который знает точно, был обвиняемый в некоем месте или не был — от этих показаний зависело, виновен ли офицер. Однако ни прокуроры, ни адвокаты свидетеля не вызывали — ни одна из сторон не была уверена, что он скажет то, что ей нужно.
Тогда немецкий судья предложил воспользоваться данным суду правом и вызвать свидетеля самостоятельно. Казалось бы, единственно правильное решение — сразу после его показаний будет установлена долгожданная истина. Однако американский судья возразил: зачем, если процедура соблюдена — защита и обвинение ходатайств не заявляли?
Эту историю рассказал мне заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор юридических наук, профессор Леонид Головко. Он вообще человек компетентный, и я горжусь знакомством с ним. И надеюсь, что он еще много чего мне расскажет, а я — вам.
У меня к нему возникло несколько вопросов. И я их задал.
Чем отличается американское правосудие от европейского?
Я бы сказал, отношением к истине. Именно она является краеугольным камнем, обозначающим противопоставление, с одной стороны, американской (исторически английской), а с другой — европейской моделей уголовного процесса. Последнюю юристы чаще именуют «континентальной», поскольку она характерна для стран, круг которых определяется по формуле «Европа минус Великобритания».
Говоря схематично, американский уголовный процесс представляет собой продолжение ортодоксального экономического либерализма, отрицающего регулирующие функции государства. По мнению американцев, оно не должно заниматься поиском социальной справедливости. Соответственно, в уголовном процессе полиция, прокуратура и др. действуют односторонне и без малейших требований объективности, их задача — преследовать посягнувшего на общественно-государственные устои человека в предоставленных законом пределах и с правом свободно оценивать целесообразность такого преследования.
В качестве компенсации обвиняемому предоставляется право заниматься поиском доказательств в свою пользу, поскольку правоохранительные органы делать это не обязаны. Этим занимаются адвокаты — хорошие, если хватает денег, или социальные, если денег нет.
Но разве такой порядок — не та самая состязательность в судебном процессе, о которой мы так долго мечтали?
Верно. Правда, в отличие от полиции обвиняемый не может производить обыски, прослушивать телефонные переговоры, вскрывать чужую почту, помещать своих оппонентов под стражу. То есть, никакого равенства сторон, конечно, нет. Однако американцев такое положение вещей устраивает, и я бы не стал учить их жить.
Европейская система нам понятнее. Она признает, причем очень давно, социальное измерение уголовной юстиции. То есть, если вернуться к примеру с сербским генералом, то российский или любой «континентальный» судья однозначно вызвал бы свидетеля своей волей. Континентальное право исходит из того, что государство и его представители должны выполнять активную регулирующую функцию, поддерживая социальный баланс и позволяя сгладить, во-первых, априорное неравенство правоохранительной машины и обвиняемого, а во-вторых, имущественное неравенство уже самих обвиняемых. Далеко не каждый способен оплачивать лучших экспертов или командировки адвокатов по стране в поисках доказательств.
Американец же следит за соблюдением процедуры, истина его не интересует. Упрощенно, американскую модель называют «процессом без истины», европейскую — «процессом с истиной».
И тем не менее, какая лучше?
У обеих есть проблемы. Другое дело, что американцы почему-то уверены, что их модель прогрессивнее. И ладно бы убеждали — они давят на страны, заставляя менять собственные законодательства, копировать правовую систему США. У нас «истина» исчезла из Уголовно-процессуального кодекса в 2001 году. Хотя находилась в нем с 1864 года и никуда не девалась даже в непростые советские годы. Теперь же нет требования о «всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела», которое содержалось в ст. 20 УПК РСФСР. Наш уголовный процесс стал одной из «колоний» уголовно-процессуального pax americana.
Избрав в свое время американский путь развития, мы стали ориентироваться на страну, для которой уголовная юстиция давно стала «ахиллесовой пятой» — едва ли не самым слабым местом правовой системы, приведшем ее на прочное первое место по количеству сидящих в тюрьмах на душу населения. Иначе как институциональной катастрофой это не назовешь.
Объясняется она исключительно техническими просчетами американского уголовно-процессуального строительства. Стремясь сохранить в виде «глянца» классический суд присяжных как символ американской мечты о состязательности и минимальном вмешательстве государства, США быстро столкнулись с финансовой невозможностью обеспечить такой громоздкий суд по мало-мальски серьезному проценту дел: долго, дорого и нерационально. Понадобился инструмент в виде «сделок», то есть, процесс без процесса.
Сейчас «сделки» в США составляют 97 процентов от общего числа рассмотренных дел. Причем, эта цифра росла все последние десятилетия, приблизившись к почти критической точке, что вызывает едва ли не апокалиптические настроения. Но «сделки» — это всегда проштампованный обвинительный приговор. Поэтому знаменитые 15 — 20 процентов американских оправдательных приговоров следует отсчитывать не от 100 процентов, а от оставшихся пока «вне сделок» трех процентов. Что составляет не более 0,5 процента от общего количества дел.
Получается, что оправдательных приговоров в США даже меньше, чем у нас?
Разумеется. И не только у нас, но и в большинстве европейских стран. Все дело в корректности счета.
Однако наша ситуация с оправдательными приговорами является прямым следствием «американского выбора», неуклонным ростом «особого порядка» («сделок») и всего лишь очередным подтверждением институциональной закономерности. Отсюда и все разговоры, что, дескать, даже при Сталине оправдательных приговоров было больше и т. п. Дело здесь не в Сталине, а в уголовно-процессуальных конструкциях и степени нашей готовности воспроизводить чужие ошибки ради сомнительного удовольствия дать нашим американским партнерам очередную возможность чувствовать себя центром мира, осуществляющим прямой или косвенный глобальный контроль за институтами и правовыми реформами во всех точках земного шара. |
